Неточные совпадения
Хотя главною целью похода была Стрелецкая слобода, но Бородавкин хитрил. Он не пошел ни прямо, ни направо, ни налево, а
стал маневрировать. Глуповцы высыпали из домов на улицу и
громкими одобрениями поощряли эволюции искусного вождя.
Они не слышали и
громких замечаний и споров о том, что, по наблюдению одних, он
стал прежде, по мнению других, оба вместе.
Амалия Ивановна не снесла и тотчас же заявила, что ее «фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек и обе рук по карман ходиль и всё делал этак: пуф! пуф!», и чтобы действительнее представить своего фатера, Амалия Ивановна привскочила со стула, засунула свои обе руки в карманы, надула щеки и
стала издавать какие-то неопределенные звуки ртом, похожие на пуф-пуф, при
громком хохоте всех жильцов, которые нарочно поощряли Амалию Ивановну своим одобрением, предчувствуя схватку.
Говорил он громко, точно глухой, его сиповатый голос звучал властно. Краткие ответы матери тоже
становились все
громче, казалось, что еще несколько минут — и она начнет кричать.
Офицер снова
громче щелкнул ножницами и швырнул их на стол, а глаза его, потеряв естественную форму, расширились,
стали как будто плоскими.
Клим испугался, увидев наклонившееся и точно падающее на него лицо с обостренными скулами и высунутым вперед, как у собаки, подбородком; схватясь рукою за перила, он тоже медленно
стал спускаться вниз, ожидая, что Варавка бросится на него, но Борис прошел мимо, повторив
громче, сквозь зубы...
Он
стал говорить
громче и как будто веселее, а после каламбура даже засмеялся, но тотчас же, прикрыв рот ладонью, подавился смехом — потому что из окна высунулась Дуняша, укоризненно качая головой.
О Макарове уже нельзя было думать, не думая о Лидии. При Лидии Макаров
становится возбужденным, говорит
громче, более дерзко и насмешливо, чем всегда. Но резкое лицо его
становится мягче, глаза играют веселее.
Он снова глотнул из фляжки и, зажав уши ладонями, долго полоскал коньяком рот. Потом, выкатив глаза, держа руки на затылке,
стал говорить
громче...
Ольга заметно начала оправляться; от задумчивости она перешла к спокойствию и равнодушию, по крайней мере наружно. Что у ней делалось внутри — Бог ведает, но она мало-помалу
становилась для Штольца прежнею приятельницею, хотя уже и не смеялась по-прежнему
громким, детским, серебряным смехом, а только улыбалась сдержанной улыбкой, когда смешил ее Штольц. Иногда даже ей как будто было досадно, что она не может не засмеяться.
Наконец мне
стало легче, и я поехал в Сингапур с несколькими спутниками. Здесь есть
громкое коммерческое имя Вампоа. В Кантоне так называется бухта или верфь; оттуда ли родом сингапурский купец — не знаю, только и его зовут Вампоа. Он уж лет двадцать как выехал из Китая и поселился здесь. Он не может воротиться домой, не заплатив… взятки. Да едва ли теперь есть у него и охота к тому. У него богатые магазины, домы и великолепная вилла; у него наши запасались всем; к нему же в лавку отправились и мы.
Вернувшись в палату, где стояло восемь детских кроваток, Маслова
стала по приказанию сестры перестилать постель и, слишком далеко перегнувшись с простыней, поскользнулась и чуть не упала. Выздоравливающий, обвязанный по шее, смотревший на нее мальчик засмеялся, и Маслова не могла уже больше удерживаться и, присев на кровать, закатилась
громким и таким заразительным смехом, что несколько детей тоже расхохотались, а сестра сердито крикнула на нее...
Адвокаты и горные инженеры пользовались в этом случае особенно
громкой репутацией, потому что те и другие представляли для настоящих матерых игроков постоянную
статью дохода: они спускали тут все, что успели схватить своими цепкими руками на стороне.
Это я теперь раскрываю скобки, а тогда в душе уживались оба настроения, только одно
становилось все живее и
громче.
Когда я прошел всю главную улицу почти до моря, пароходы еще стояли на рейде, и когда я повернул направо, послышались голоса и
громкий смех, и в темноте показались ярко освещенные окна, и
стало похоже, будто я в захолустном городке осеннею ночью пробираюсь к клубу.
И инструмент зазвенел ровнее. Начавшись высоко, оживленно и ярко, звуки
становились все глубже и мягче. Так звонит набор колокольцев под дугой русской тройки, удаляющейся по пыльной дороге в вечернюю безвестную даль, тихо, ровно, без
громких взмахов, все тише и тише, пока последние ноты не замрут в молчании спокойных полей.
Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики — кадеты и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с
громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных
статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и старые развратники, истрепанные всеми видами порока...
И когда пришел настоящий час,
стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно
стало что-нибудь подымать ее, и смотрит она то и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а все рано ей пускаться в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело: простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимыим, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою и, не дождавшись единой минуточки до часа урочного, надела золот перстень на правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, что он ее не встречает, закричала она
громким голосом: «Где же ты мой добрый господин, мой верный друг?
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец
стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с ведрами и ушатами бросились в воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на землю добычу и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и с
громким криком выволокли мотню на берег.
Солнце начинало уже садиться, хороводы все
громче и
громче принимались петь; между женщинами
стали появляться и мужчины.
Я
стал хохотать и болтать
громче других, так что даже старая княгиня, сидевшая в соседней комнате с каким-то приказным от Иверских ворот, позванным для совещания, вышла посмотреть на меня.
Мать видела необъятно много, в груди ее неподвижно стоял
громкий крик, готовый с каждым вздохом вырваться на волю, он душил ее, но она сдерживала его, хватаясь руками за грудь. Ее толкали, она качалась на ногах и шла вперед без мысли, почти без сознания. Она чувствовала, что людей сзади нее
становится все меньше, холодный вал шел им навстречу и разносил их.
Солнце поднималось все выше, вливая свое тепло в бодрую свежесть вешнего дня. Облака плыли медленнее, тени их
стали тоньше, прозрачнее. Они мягко ползли по улице и по крышам домов, окутывали людей и точно чистили слободу, стирая грязь и пыль со стен и крыш, скуку с лиц.
Становилось веселее, голоса звучали
громче, заглушая дальний шум возни машин.
Офицер прищурил глаза и воткнул их на секунду в рябое неподвижное лицо. Пальцы его еще быстрее
стали перебрасывать страницы книг. Порою он так широко открывал свои большие серые глаза, как будто ему было невыносимо больно и он готов крикнуть
громким криком бессильной злобы на эту боль.
Разговор
стал общим, оживленным. Каждый торопился сказать свое мнение о жизни, но все говорили вполголоса, и во всех мать чувствовала что-то чужое ей. Дома говорили иначе, понятнее, проще и
громче.
Старая часовня сильно пострадала от времени. Сначала у нее провалилась крыша, продавив потолок подземелья. Потом вокруг часовни
стали образовываться обвалы, и она
стала еще мрачнее; еще
громче завывают в ней филины, а огни на могилах темными осенними ночами вспыхивают синим зловещим светом.
В столовой между тем разговор
становился более
громким и в то же время более интересным для всех присутствующих. Говорили об офицерских поединках, только что тогда разрешенных, и мнения расходились.
На дворе за окнами
стало тихо, — так тихо, что где-то в двух шагах, в темноте, соловей вдруг залился
громкой, беззаботной трелью.
— Го, го, го! Какие они штуки
стали отпускать! В казамат его, стрикулиста! — Потом свистнул и вскрикнул еще
громче: — Борзой!.. Сюда!
Его слишком большая развязность, размахивание руками,
громкий смех и голос, казавшиеся вам нахальством, покажутся вам тем особенным бретерским настроением духа, которое приобретают иные очень молодые люди после опасности; но всё-таки вы подумаете, что он
станет вам рассказывать, как плохо на 4-м бастионе от бомб и пуль: ничуть не бывало! плохо оттого, что грязно.
В «Курьере торговли и промышленности» печатались отчеты товариществ и обществ, а также разные оплаченные
статьи, которые умел добывать предприимчивый Я.А. Фейгин благодаря связям с коммерческим миром: многие товарищества с миллионными оборотами без затруднений могли заплатить сотню-другую рублей за напечатание рекламной
статьи или отчета в газете с таким
громким названием.
Разумеется, кончилось не так ладно; но то худо, что с него-то и началось. Давно уже началось шарканье, сморканье, кашель и всё то, что бывает, когда на литературном чтении литератор, кто бы он ни был, держит публику более двадцати минут. Но гениальный писатель ничего этого не замечал. Он продолжал сюсюкать и мямлить, знать не зная публики, так что все
стали приходить в недоумение. Как вдруг в задних рядах послышался одинокий, но
громкий голос...
Она встала, хотела шагнуть, но вдруг как бы сильнейшая судорожная боль разом отняла у ней все силы и всю решимость, и она с
громким стоном опять упала на постель. Шатов подбежал, но Marie, спрятав лицо в подушки, захватила его руку и изо всей силы
стала сжимать и ломать ее в своей руке. Так продолжалось с минуту.
Он не выдержал и
стал заявлять о правах искусства, а над ним
стали еще
громче смеяться.
Чем более сгущалась темнота, тем
громче кричали гады. Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний вой волков, и вопли филина. Мрак
становился гуще; предметы теряли свой прежний вид и облекались в новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от человеческого понятия. Поганая Лужа сделалась достоянием силы нечистой.
Вяземского отвели под руки, и вскоре, по приказанию его, глашатаи
стали ходить вдоль цепи и кричать
громким голосом...
Публика засмеялась
громче. Было ясно: никто не верит, что солдат может зарезаться, — не верил и я, а Смурый, мельком взглянув на него,
стал толкать людей своим животом, приговаривая...
Но и они также верят в бога и также молятся, и когда пароход пошел дальше, то молодой господин в черном сюртуке с белым воротником на шее (ни за что не сказал бы, что это священник) встал посреди людей, на носу, и
громким голосом
стал молиться.
Всем
стало неловко, но неловкость положения исправил грузинский князь, очень глупый, но необыкновенно тонкий и искусный льстец и придворный, сидевший по другую сторону княгини Воронцовой. Он, как будто ничего не замечая,
громким голосом
стал рассказывать про похищение Хаджи-Муратом вдовы Ахмет-Хана Мехтулинского...
Перед рассветом Хаджи-Мурат опять вышел в сени, чтобы взять воды для омовения. В сенях еще
громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение железа по камню оттачиваемого кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул воды из кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кроме звука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего знакомую Хаджи-Мурату песню. Хаджи-Мурат остановился и
стал слушать.
Вдруг, точно во сне, перед ним встали поп и Сеня Комаровский: поп, чёрный, всклокоченный, махал руками, подпрыгивал, и сначала казалось, что он ругается
громким, яростным шёпотом, но скоро его речь
стала понятной и удивила Кожемякина, подняв его на ноги.
Строгий и красивый, он всё повышал голос, и чем
громче говорил, тем тише
становилось в комнате. Сконфуженно опустив голову, Кожемякин исподлобья наблюдал за людьми — все смотрели на Максима, только тёмные зрачки горбуна, сократясь и окружённые голубоватыми кольцами белков, остановились на лице Кожемякина, как бы подстерегая его взгляд, да попадья, перестав работать, положила руки на колени и смотрела поверх очков в потолок.
— А знаешь, Савельич, — будто бы живее люди
становятся!
Громче голос у всех. Главное же — улыбаются, черти! Скажешь что-нибудь эдак, ради озорства, а они — ничего, улыбаются! Прежде, бывало, не поощрялось это! А в то же время будто злее все, и не столько друг на друга, но больше в сторону куда-то…
Сердце в ней ожило и
стало биться
громче, все
громче, и странное дело! время как будто помчалось быстрее.
Свежее, ароматнее
стали луга и леса,
громче, веселее запели птицы…
После дождя на минуту выглядывало солнце, обливая радостным сверканием облитую дождем молодую, еще нежную зелень сиреней, сплошь наполнявших мой палисадник;
громче становился задорный крик воробьев на рыхлых огородных грядках; сильнее благоухали клейкие коричневые почки тополя.
Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщины плачем над трупами умерших от смрада и над судьбой скованных страхом живых, — и трусливые слова
стали слышны в лесу, сначала робкие и тихие, а потом всё
громче и
громче…
Никто не мешал. Вода быстро убавлялась в водомере. Клокотание котла и гудение топок
становилось все грознее и
громче.
На этом месте всхлипывание старушки превратилось вдруг в
громкое рыдание, и дедушка Кондратий прервал чтение, потому что глаза его вдруг плохо что-то, совсем плохо
стали разбирать последние строки; почерк оставался, однако ж, все так же четок и крупен. Но «затмение» дедушки Кондратия, как называл он временное свое ослепление, продолжалось недолго. Старик протер ладонью глаза свои и снова
стал читать...
— Что ж так? Секал ты его много, что ли?.. Ох, сват, не худо бы, кабы и ты тут же себя маненько, того… право слово! — сказал, посмеиваясь, рыбак. — Ну, да бог с тобой! Рассказывай, зачем спозаранку, ни свет ни заря, пожаловал, а? Чай, все худо можется, нездоровится… в людях тошно жить… так
стало тому и быть! — довершил он, заливаясь
громким смехом, причем верши его и все туловище заходили из стороны в сторону.